Форум » Кладовка форума » Вилла "Хиллари" 0.3 » Ответить
Вилла "Хиллари" 0.3
Mag Jordan: Шикарная вилла в викторианском стиле в полусотне километров от Нью-Йорка.
Alexander Dorokhov: Разогнувшись, Дорохов проворчал что-то, отходя к стене и подчиняясь требованиям агентов. Можно было попробовать использовать эту тряпку в виде оружия, и в итоге заполучить ствол, странный пульт и одежду... если размер совпадёт, что вряд ли. Но зачем? Снаружи их наверняка ещё больше. Русский всё же подумал о том, чтобы завести любимую песню попавшихся убийц со словами "Это был не я, меня подставили, меня там не было, а если и был - это было самообороной", но рассудил, что ему всё равно не поверят, и будет только больнее раза в три. - Теперь что, Джеймс Бонд? Русский вспомнил, что теперь неплохо бы надеть и маску, которую до сих пор сжимал в руке, но передумал. Чёрт с ним, с лицом, так или иначе скоро в деревянный ящик, а закрытый или открытый - разница невелика.
Mag Jordan: - Молись. - И смешок. На руках русского сомкнулись стальные наручники, на очень короткой цепи, что-то ззашуршало над головой, и зацепленный за эту цепь крюк, начал поднимать русского на импровизированную дыбу. Когда он уже едва касался ногами пола, а выкрученные суставы приняли неимоверно вывернутую форму, подъем прекратился. Один из агентов подошел к русскому, и без замаха ударил в солнечное сплетение, а уже без остановок на русского обрушилась целая серия ударов, явно призванных вывести его из себя, а не покалечить. - Что, не нравится, красавчик? Голос появившегося в дверях Леона, стал сигналом для прекращения битья.
Alexander Dorokhov: Как бы ни было больно, как бы ни выкручивались суставы и куда бы его ни били, русский сконцентрировался на мысли о том, что всё могло быть хуже. Есть такие две хорошие оптимистичные мысли - "всё могло быть хуже" и "хуже уже некуда". Обе, как ни странно, русскому помогали. Дорохов старался хоть как-то смягчить удары, и каждое движение вызывало дикую боль в руках и спине, что делало только хуже. Смирившись, он перестал дёргаться, отвечая на удары стиснутыми зубами и изредка стонами. - Ты ещё... твою мать... ты кто такой? - сквозь кроваво-красную пелену боли и злости перед глазами спросил русский, глядя на вошедшего.
Mag Jordan: - Cкоро узнаешь, красавчик. - Леон посторонился, и в камеру вошел Алан. - Не ожидал, лапочка, что я снова появлюсь на твоем пути. Согласись, было бы странно, если бы я остался в стороне, после того как ты не только поднял руку на Маргарэт, но еще и лишил ее жизни. Макферсон подошел к русскому и ласково погладил его по лицу, при этом ухмыляясь настолько гадостно, что даже один из агентов отвернулся. - Кент с радостью отдал тебя мне, и теперь у тебя другая судьба. Оригинальная... Он ухмыльнулся, нежно убирая прядь с окровавленного лба русского.
Alexander Dorokhov: - Что, собираетесь изнасиловать меня? - осклабился русский в некоем подобии ухмылки, в котором сочетались и боль, и презрение, и его гомофобия, и ненависть ко всему живому в этой комнате. Изловчившись, он плюнул Алану в глаз. Да. Появления этого персонажа на сцене он ещё ждал, но только гораздо позже. - Попробуй, ублюдок, попробуй... - "Какой идиотский сон... Ну и что мне теперь, задницей его жрать?" Дорохов теперь жалел, что не воспользовался своим положением ранее, когда комнату покинул Кент. И сейчас, чувствуя вкус собственной крови, давал себе клятву убить каждого в этой комнате и за её пределами, неважно - сон это всё или нет...
Mag Jordan: -Ну зачем же сразу насиловать?-Осклабился Алан,промокая плевок белоснежным платком.-Ты сам захочешь,когда твоя боль сравняется с тем,что чувствовала она в твоих руках.Сам будешь молить тебя трахнуть,и позу предложишь,и попку подставишь.-Алан обошёл
Mag Jordan: русского и игриво хлопнул его по ягодицам.Впрочем,вложив в удар не слабую силу.-Каково это,вырвать из живой женской груди ещё бьющееся сердце?Это действие истинного гея,-В этот раз Алан ущипнул его за многострадальные ягодицы,а затем обрушил удар плети.
Alexander Dorokhov: Надо признать, Алан был прав. Это и без полового контакта было довольно унизительно, мерзко и не по-человечески больно. Тонкие штаны, которые он выбрал, защищали плохо, да и уже превратились, похоже, в рваную тряпку. Или это была кожа ягодиц? Русский уже не чувствовал боли и не слышал собственных криков, перед глазами стояла лишь картинка, да и то слишком размытая, чтоб можно было сказать, что он находится в сознании. Дорохов не вырубился, но похоже, ушёл в себя слишком глубоко. То, что сказал Алан, было столь же ужасно, как и гениально. В этом с Кентом русский был не согласен - если Мэг и суждено умереть, лучшего варианта просто не придумать. Вот только разве она позволила бы это сделать? Вряд ли.
Mag Jordan: Алан насытился местью быстро,превратив спину и ягодицы русского в один сплошной след от плети.Убедившись,что русский ушел в забытье,гей кивнул одному из агентов,и на Алекса вылили ведро ледяной воды.-Если ты надеешься спастись от боли в забытье,то я тебя
Mag Jordan: разочарую.Ради Мэг и её памяти,я готов израсходовать весь её химический запас,чтобы ты сполна ощутил её боль.-Логан подал ему соль,и Алан щедро посыпал раны Алекса белым порошком.-Приятных ощущений,петушок.-Он усмехнулся,и Алекса оставили одного в камере.
Alexander Dorokhov: Одиноко повиснув на вывернутых руках, которых не чувствовал, русский действительно почувствовал себя путухом. Не фаршированным слава богу, но всё же готовым и в печке. Холодная вода была в каком-то смысле даже приятной, немного затушив пламя на спине, но вот солью такое пламя не затушить. За всей задней части словно росло что-то, сопровождаясь адской щипающей болью. Дорохов помнил, что можно вытерпеть любую боль. Он и терпел - он был всё ещё жив, а значит, мог и чувствовать её, и терпеть, и материться сквозь зубы - а вот заглушить не мог. Она стала его частью, такой важной, что казалось - он просто умрёт, если она уйдёт. Только сделав её своей частью - только так можно было смириться с ней. Свесив голову, капая на пол потом, кровью и слёзами, Алекс закрыл глаза и попробовал очистить голову от всего... Дверь снова громыхнула, и русский услышал неторопливые тяжёлые шаги, гулким эхом отдававшиеся от стен. Но не было ни сил, ни желания поднять голову и взглянуть на входящего. Он знал, что сейчас будет следующая пытка, и понимал, что теперь всё будет ещё жёстче... И был удивлён, услышав знакомый голос. - Ты дурак, американец. Александр всё же поднял голову. Вошедший снял с лица такую же маску без глаз, какую надели на Дорохова. - Я говорю, ты придурок. Зачем ты подчинился? На что надеялся? - Никита обошёл Дорохова и бесцеремонно провёл пальцем по солёной ране, чем вызвал тяжёлый стон. - Не скули, лучше думай. Забыл, как сидел в подвале с мешком на голове? Русский тяжело кивнул. Это было трудно забыть. Двое суток почти без воды, а единственной пищей были побои и вопросы. Двое суток десять человек бегали по всему району, разыскивая его. - А теперь тебе помочь некому. Знаешь, как можно облегчить твою боль? - Никита опёрся о стену позади Дорохова, с усмешкой глядя ему в затылок. Тот с трудом покачал головой. - Думай, Саня, думай. Удачи. - потрепав его по плечу, вызвав дикую боль в суставах и спине, Корчагин вышел из камеры. - Но... как?.. - ...как? "Что это было... видение? Видение в видении?" Под ним набралась уже основательная лужица с красноватым оттенком. Дорохов смотрел на дверь. Лучший друг всегда помогал, но теперь не мог, в этом он его не винил. Но всё же, о чём можно думать, если твои суставы на руках вот-вот атрофируются, а спина станет похожа на селёдку? Александр прокручивал в голове то, что видел. Никита всю жизнь давал правильные подачи. "Думай..." Мы имеем стул, до которого не дотянуться, плащ, который нам даже не нужен... Цепь, на которую тебя подвесили... "Думай, Саня, думай... Он прошёл до стены, встал там и... вышел... до стены... стены... Спасибо, брат. В камере раздался крик. Крик, закладывающий Дорохову уши. Оторвав ноги от пола, он повиснул на две секунды на одних руках, буквально затрещавших от такой нагрузки. Предстоял сложный и болезненный трюк, но то, что следовало вслед за ним, стоило того. Русский опёрся ногами о стену и начал медленно переставлять их вверх. Шаг... Шаг... И снова отчаянный крик, болезненно разорвавший перепонки. Он сорвался вниз, и теперь начинал всё заново, глотая слёзы и терпя боль, которая его подгоняла. Терпеть. Терпеть. Терпеть... Оттолкнуться и согнуть колени... Третий крик окончательно сорвал остатки слуха и голоса. Дорохов снова висел, но теперь уже руки приняли нормальное положение. Было всё ещё больно, но эта боль уже заняла свою высшую точку и теперь тихо отступала. - Спасибо... - шепнул русский. Комната казалась раем... Оставалось только отделиться от цепи.
Mag Jordan: -Браво,браво...Ловкий петушок.-Бесполый голос лился из ниоткуда и отовсюду.-Посмотрим,что ты сделаешь с этим.-Зашипело что-то у стен и камера начала медленно заполняться ледяной морской водой.-Был петушок сухопутный,станет петух морской,поплавай выб*ядь.
Mag Jordan: Русская фраза словно случайно вырвалась,но дополненная матом,словно угнездилось в общей фразе.
Alexander Dorokhov: Услышав шум воды, русский понадеялся что соль смоет. Но, принюхавшись, понял, что раскатал губу. Вода прибывала быстро, а особой уверенности в том, что Алан блефует, не было. Несчастные кроссовки были уже в воде, и пришлось так же отметить низкую температуру воды, из-за которой ноги сводило. Дорохов всё больше напоминал себе селёдку в бочке. Отвечать что-то Алану не было ни сил, ни времени, надо было как-то выплыть, но как? Попробовать забраться по цепи, срывая пальцы, и сунуть морду в окошко? Слишком далеко... Попытаться отцепить цепь от потолка тем, что останется от пальцев? И она же с благодарностью утянет его вниз. Воды было уже по шею, но это играло уже на руку, несмотря на со страшной силой щипающую спину. Алекс не спешил, позволяя воде скрыть его полностью. Пользуясь тем, что его вес теперь уменьшился, он подтянулся и отцепил наручники от цепи. Полдела. Как всплыть, и желательно, не вверх брюхом? Соль на ране иногда заставляет принимать удивительные решения. Взяв цепочку в зубы, русский сжимал челюсти до тех пор, пока не треснуло одно из звеньев, и боль с сочетании с нехваткой воздуха сейчас были теми колодцами, из которых можно было черпать силы. Зубам, похоже, пришлось несладко, но по сравнению с тем, что было сзади - не смертельно. Заработав свободными руками, Дорохов выплыл и с трудом глотнул воздуха. По скорости и способу передвижения похожий на дельфина с гарпуном в спине, он поплыл к окошку с решёткой.
Mag Jordan: Вода схлынула внезапно, буквально уронив русского на каменный пол. Шлюзы захлопнулись со свистящим звуком, и на некоторое время в камере воцарилась мучительная тишина. Но и она не была длительной. Тихий скрип, раздавшийся в глубине камеры, постепенно нарастал, превращаясь в мощную лавину звука, погас свет, и частота звуковой волны стала ультразвуковой. Русского явно хотели испытать на прочность всеми немыслимыми способами. Безумная какофония длилась несколько минут, и в звуки изредка врывался световой вал оослепляющий и лишающий ориентации в пространстве. Наконец все утихло, и в гулкой тишне и темноте раздался грохот шагов. Это были явно тяжелые армейский ботинки пары десятков человек. Звук затих, еще долго отдаваясь в стенах камеры эхом, а затем раздался звук открываемой двери.
Alexander Dorokhov: Растянувшись на полу, русский выплюнул кусок зуба. На этот раз настоящего. Встреча с металлом цепочки не прошла бесследно, и теперь улыбка русского стала ещё более щербатой. "Курилка" превратилась ещё и в открывалку для бутылок, но этот факт его раздражал ещё более. С трудом приняв вертикальное положение, опираясь на стену, Дорохов сполна насладился короткой передышкой, данной ему в этой бесконечной полосе препятствий. Он не подпевал безумной ультразвуковой музыке, но изо всех сил старался не оказаться вновь на мокром холодном полу, догадываясь, что встанет вряд ли. Крепко зажмурив глаза и закрыв уши руками, он решил переждать этот ужасный скрип в собственной темноте, изредка становящейся кроваво-красной. Нужно было направить боль на нужное дело, сделать боль той силой, которая сможет двигать им и помогать держаться дальше. Топот ботинок был словно печатью под этим сообщением, с каждым шагом уменьшая боль, преобразуя её в злобу и желание убивать. Алана. Его пидоров. Карлоса. Тэма. Дерека. Дэйва. Остина. Обоих Джорданов. Тощих агентов. Каждого ублюдка в армейских ботинках, стоящего за дверью. Каждого мудилу в чёрном костюме, который встретится на пути. Русский подобрал с пола мокрую ткань и, шатаясь, поволок её к двери за собой. Всё внимание сконцентрировалось на этой двери. Эта дверь была сейчас всем. И пусть даже Алан или кто-нибудь ещё наблюдает за ним откуда-нибудь - он не сдастся, пока не убьёт каждого или не сдохнет сам. Первый, кто вошёл в дверь, получил подарок в виде синего мокрого плаща и удара в кадык. Дорохов вспоминал, как устраивать "тёмную", и от души молотил невидимого для себя вошедшего, готовый бить его до тех пор, пока он не затихнет, а затем выйти из камеры и проделать так с каждым по очереди. Пока что жертвой был кто-то один, скрытый под мокрой тяжёлой тряпкой, и русский мстил конкретно ему за всё то, что ему пришлось пережить за последние две недели.
Mag Jordan: Тишина не нарушалась, наполненная только гулкими ударами по скрытому под тканью телу и хлюпаньем воды, не до конца испарившейся с камней пола. Раздалось шипение, и сильным ударом тока русского откинуло в сторону от его жертвы. Вспыхнул яркий свет, и в камеру ввалились фигуры в темном камуфляже со скрытыми под черными масками лицами. Зазвучала испанская речь. - Adelante! da una vuelta alrededor cuidado! de ello alrededor! tenlo sobre la mira! Шаги, шаги, русского окружали, держали на прицеле коротких УЗИ, но не наступали, оставляя ему место для вдоха и последнего движения. Шипение рации, и все "войско" умолкло. В наступившей тишине набатом зазвучал цокот каблуков.
Alexander Dorokhov: Не в силах справиться с судорогами, русский, с трудом удерживая уходящее сознание, наблюдал, как "похоронная команда" под заклинание испанского языка вваливается в комнату. Звук каблуков намекал на то, что полоса препятствий осталась позади, и возможно, всей этой адской истории придёт конец. Он не сомневался ни на секунду в том, кому принадлежат эти каблуки. Переводя глаза с одной маски на другую, он прощался с миром. Ерунда. Не пролетает жизнь перед глазами. Так бывает только с теми, кто выживает. Когда человек умирает, он расстаётся с жизнью без сожалений о прожитом. Дорохов мог много о чём пожалеть. Не спас друзей, не завёл семьи, не создал условий для жизни даже для самого себя... Но это всё неважно, если ты отправляешься туда, откуда ещё никто не вернулся.
Mag Jordan: Как бы не надеялся русский, для него игра только начиналась. Цокеот каблуков приблизился, и в камеру вошла женщина ни капли не похожая на ту, появления которой ждал Дорохов. Осмотрев поле "битвы", она отадала короткий приказ на испанском, и круг сузился, русского вновь подхватили под изувеченные руки и потащили, по темному коридору. В новой комнате было все по-новому. Теплое помещение размером не более 8х8 м. было в пастельных тонах. Под ногамиа лежал пушистый алый ковер. В центре комнаты - стул со свисающими фиксирующими ремнями, напротив - четыре кресла и прозрачный столик, точнее инсталяция "Столик" - живая девушка, выкрашенная в синий цвет, абсолютно обнаженная, и держащая прозрачную столешницу на груди и коленях. Русского насильно усадили на стул и с противным щелчком защелкнули ремни на его конечностях. Женщина села напротив. Она щелкнула зажигалкой, и закурила. - Добрый вечер, синьор Дорохофф. Моя имя Мария Гандзони, и от вашей разговорчивости зависит ваша жизнь.
Alexander Dorokhov: "Замечательно. Я попал в школу рабов..." А действительно, чем ещё могло быть заведение с синими девушками, Аланами с плетьми, испанским, камерами и прочими всякими Мариями? - Моя жизнь мне не настолько дорога. - усмехнулся Дорохов, попробовав пошевелить конечностями. Толку это не принесло никакого, не считая боли в спине и руках. Действительно, жизнь как-то сама собой резко обесценилась, когда спина превратилась в кровавое солёное месиво. Или не это было главной причиной? Русский действительно поверил в то, что Джордан больше нет, когда увидел Марию вместо неё. Но, какой дешёвой не казалась бы собственная жизнь, проводить её остаток в виде посиневшего мужика, который, к примеру... далее последовала отвратительная фантазия. - Я где вообще, синьора? - Александр не переставал издеваться над каждым, которого встречал на своём пути. Просто потому что другого ему ничего не оставалось.
полная версия страницы