Форум » Alter Reality » Сны прошлого » Ответить
Сны прошлого
Alexander Dorokhov: Дата: 23, 24 марта 2015 Место: Нью-Йорк Участники: Mag Jordan, Alexander Dorokhov
Alexander Dorokhov: Русский подвинулся и затем совсем встал с кровати, давая Мэг подняться, протянув руку на тот случай, если ей понадобится опора. Спрашивая, он рассчитывал на более утвердительный ответ, не думая, что её приступ действительно можно так сильно повлиять на неё, что даже спустя много часов после вдоха ей всё ещё будет тяжело держаться в вертикальном положении. - Мило. - Алекс улыбнулся ей, оценив рубашку, преподнесённую ей, вероятно, Дереком. И пододвинул ближе к ней пару больничных тапок.
Mag Jordan: Маргарэт фыркнула, обуваясь. Она ненавидела больничные робы, и учитывая то, что клиника была частной, и частично спонсировалась КейКо могла себе позволить иметь пару ночных рубашек для вечных лечений в клинике. А попадала она сюда в последние годы все чаще. - Рада, что понравилось... Хочешь, тебе такую подарю? - Она оперлась на его руку, просчитывая в уме, сумеет ли сама пройти нужное расстояние, и решив, что сумеет, мягко шагнула вперед. Может он и думал, что после ее приступа прошло несколько часов, и в принципе она вполне прилично себя чувствует, ее расшатанный организм это не убедило бы вести себя прилично, и перестать чувствовать ошеломляющую слабость. Но до комнаты, где спали их дети, она таки дошла без приключений, лишь опершись на косяк двери, когда ее качнуло чуть сильнее, а хромая нога несколько добавила для полного ощущения беспомощности. Женщина замерла в дверях, глядя на спящих детей, и на ее ресницах внезапно задрожали капли.
Alexander Dorokhov: - Считаешь, мне пойдёт? - ухмыльнулся Алекс, представив себя самого в этой рубашке. И тут же поморщился - нет уж, никаких переодеваний в женское платье; хватило и одного раза... о котором Мэг не знает. Или знает, но на словах - хотя едва ли подробности того дела есть в досье, собранном на него. Впрочем, по правде сказать, оказавшись в больнице, Дорохов тоже предпочёл бы обычный комплект пижамы - в которых люди спят, а не отмораживают себе задницы вне больничных кушеток. Когда она резко забрала вбок, пройдя уже почти до конца палаты, русский пожалел о том, что всё-таки позволил ей преодолевать этот путь в одиночку. Шагнув к ней, он приобнял её за талию, готовый поддержать, если дверной косяк перестанет оправдывать себя, как опора. И тоже замер, увидев, как Генри и Макс спят в больничной кровати, заметив слёзы Мэг только через несколько секунд, когда перевёл взгляд на её лицо. - Мэг... - русский протянул руку, мягко коснувшись её лица ладонью. Только сейчас всё и становилось на свои места. Пистолеты, Гордон, Каят, всё это было совершенно неважно; ничего не было страшнее, чем слёзы его любимой. Хуже всего было то, что и слов, чтобы успокоить её, не было. Но он всегда мог просто обнять её...
Mag Jordan: Она сдерживала себя до последнего, корила за внезапную слабость, и ругала за то, что плачет при свидетеле, а то, что этот свидетель ее видел в каком угодно состоянии, казалось малозначительным сейчас. Слезы продержавшись совсем немного на ресницах, хлынули по щекам в тот момент, когда русский коснулся ладонью ее лица, прижимая к себе сильнее, словно заслоняя от всего происходящего и запирая в их собственном маленьком мирке, где не было никого кроме них двоих и их двоих сыновей. Маргарэт уткнулась в плечо любовника, уже не скрывая слез, и тихо, совершенно по бабьи плакала, прижимаясь к мужчине все сильнее, и пытаясь заглушить его рубашкой свою истерику, чтобы всхлипами не разбудить детей. Дверь ее палаты открылась, и в нее заглянул смущенный Гордон, и так и завис на полдвери, и с каждым ее всхлипом, его глаза все больше расширялись.
Alexander Dorokhov: Алекс осторожно отступил на шаг назад, увлекая Маргарэт за собой, защищая от возможности расстроить детей, показавшись и им в таком виде, если они вдруг проснутся, и прижал её к себе крепче, скользнув ладонью с лица на затылок и пропуская волосы сквозь пальцы. Он не так уж много мог сделать для неё сейчас - только позволить ей выплакаться, излить душу и смыть слезами былой страх за собственных детей; впрочем - больше и не надо было. Русский знал, что позже Мэг смутится своих слёз перед ним, но это было куда лучше, чем если бы она переваривала их внутри себя. Загянувший в палату Гордон заставил руку Дорохова соскользнуть с её плеча и взяться за первый попавшийся предмет, который нащупала - чашку Мэг - и тихо замахнуться на него, пока другая рука продолжала ласкать её волосы, не давая поднять голову и посмотреть, кто пришёл, показав слёзы и ему. Он бы вполмне мог кинуть её, если через секунду не увидит, как дверь закроется с той стороны - останавливало лишь то, что так он точно разбудит детей.
Mag Jordan: Гордон оказался понятливым малым и испарилсяза дверь после первого же замаха. И боялся он не чашки, а возможности остаться без хорошей работы, если Джордан узнает что он стал свидтелем ее слабости. Она не сдерживала себя, но все же ге могла долго рыдать, через пару минут справившись с собой и постепенно затихая на его плече. Все еще продолжая дрожать и вжиматься в русского. - Черт, - голос прозвучал приглушенно. - я детей не разбудила?
Alexander Dorokhov: Чашка бесшумно вернулась на место, а рука - обратно на плечо Мэг. Алекс не был уверен, что она не заметила, что у них были свидетели, но это было не столь важно - Гордон был ему абсолютно параллелен, не успев ещё отличиться чем-то особенным; уж тем более в этой ситуации, когда Мэг действительно необходима была его поддержка. - Нет. - шепнул русский ей на ухо и коснулся виска поцелуем. Водопад из слёз, оставив влажный след на его плече, поставил последнюю точку в их кошмаре. На очереди был следующий, но у них всё ещё была передышка.
Mag Jordan: - Я когда беременная была, первые месяцы объедалась шоколадом. Дерек чуть ли не с дубиной за мной ходил, чтобы не ела. А мне он даже снился ночью.. - Она тихо вздохнула, понимая, что несет ни к чему не приводящую чушь, которая в принципе не важна ни ей самой, ни ему. Но все же было в этом что-то важное, что-то... Она хорошо знала, что он не видел ее первые месяцы, когда она еще могла сама передвигаться, и была более-менее подвижной. Это уже потом организм начал воспринимать плод как чужеродное, и пытался вытравить его всеми силами. - Он меня пугал, что от переизбытка какао родится негритенок... - Мэг фыркнула, поднимая заплаканные глаза на русского.
Alexander Dorokhov: Дорохов не знал, почему она вдруг решила поговорить об этом, и почему именно сейчас, но перебивать расстроенную Мэг было бы слишком большой грубостью по отношению к ней. К тому же, он ведь не видел ни дня из этого времени, пропустив огромный кусок жизни, который пропускать не был должен - словно мало было того, что были вырезаны пять лет жизни одного из близнецов; и эти потери никак нельзя было восполнить - лишь попытаться заместить пробелы словами... - Он тот ещё шутник... - горько усмехнулся Алекс, мыслями слишком далёкий от её врача, но чувствовавший потребность как-то поддержать разговор. Впрочем, тут же оставив попытки сделать это словами, и коснувшись её губ мягким поцелуем.
Mag Jordan: Она сама не знала, зачем начала ему это рассказывать. Не знала, зачем вообще решила говорить сейчас. Но это было и неважно, особенно, когда его губы коснулись ее губ, лаская. но не проявляя ни жестокости, ни властности, только нежное тепло, которое грело ее, заставляя прекратить дрожать. - Люблю тебя... - совсем тихо в губы, с легкой нежностью, с ощущением собственного тепла, с мягким прикосновением ладонью к щеке. Она не так часто чувствовала себя просто женщиной, счастливой и неуверенной в себе.
Alexander Dorokhov: Как и всегда, моменты нежности были лишь передышкой в карусели под названием "Жизнь Алекса и Мэг" - но радовало лишь то, что на этот раз карусель действительно можно было называть именем и одного, и другой. Несмотря на то, что вокруг них постоянно всё разрушалось, они смогли построить свою маленькую обитель, затесавшись среди тех гигантских монстров, что каждый создал по отдельности, и вместе успешно от них отбиваясь. - А я люблю вас троих. Как никогда никого не любил... - Дорохов осторожно коснулся её лица, смахивая остатки слёз. Он был готов многим пожертвовать, лишь бы их передышки больше не начинались с её слёз...
Mag Jordan: - Я боюсь... - Она прикусила губу. - Что ты снова исчезнешь вместе с Генри... Как сон... - Она мягко гладила его по волосам, глядя в глаза, и постепенно меняясь под его взглядом, снова закрываясь и открываясь совсем с иной стороны, упертая и готовая к бою за любимых людей. За любимого человека, который был для нее почти призраком, который был одновременно и кошмаром и теплым пледом в зимнюю стужу. - Я себя сумасшедшей чувствую... - Она устало выдохнула, приподнимаясь на носочках и касаясь его губ мягким поцелуем. - Мама...
Alexander Dorokhov: - Не исчезну. Мы настоящие. Тебе просто снился кошмар... - неважно, снился ли; он уже закончился. Дети были в порядке, в безопасности, рядом с ними, и что бы не происходило во взрослой жизни их родителей - им это уже не угрожало. Алекс продолжал мягко обнимать её, словно боясь отпустить, на рефлексах преувеличивая её слабость. - Зато ведёшь себя нормально. - для женщины, но не для Маргарэт Кей Джордан, но об этом русский предпочёл умолчать. Обычную женщину он не смог бы долго терпеть, а Мэг уже возвращалась - он видел это. И чувствовал по прикосновению её губ к своим... - Выспались, ребята?
Mag Jordan: - Это тебе так кажется. - Маргарэт чуть улыбнулась, мощным усилием заставляя себя успокоиться, и повернуться к застывшим на пороге сыновьям с мягкой материнской улыбкой, не свойственной ни Кей, ни самой Мэг. Это была любовь, которую она не могла ни предать, ни продать. - Мама! - Макс словно и не заметил отца, бросившись обнимать ноги матери, Генри смотрел то на отца, то на брата, словно не зная, что делать. - Да, пап. Женщина тихо выдохнула, чувствуя, что слезы снова подкатывают к горлу. Она понимfла, что сын боится отца, не понимая, что он теперь у него действительно есть.
Alexander Dorokhov: Алекса всерьёз, почти по-детски обижало поведение Макса - хотя и сам знал, что вполне заслуживал подобного отношения. И в отличие от ребёнка, понимал, что это ненормально и так продолжаться не может - надо как-то это менять... его откровенно пугала перспектива жить с сыном, который его не то боится, не то просто игнорирует. Дорохов присел на корточки, протянув руки навстречу Генри и обнимая его, чтобы прервать его замешательство, не дав почувствовать себя брошенным. Но не знал, что может сказать сейчас своим детям - обоим...
Mag Jordan: Маргарэжт чувствовала себя виноватой в такой отчужденности сына, пытаясь хоть как-то справиться с ней, дать любовнику ощущение своего отцовства. Именно поэтому она потянувшись к Максу, тихо сказала ему на ухо : - abrazar a su padre, querido, que tanto sería bueno, también, y Henry ... - Она уверенно посмотрела в удивленные глазенки сына, понимая, что постепенно начинает терять авторитет, показывая себя не громадиной, способной защитить его, любить и согреть, а всего лишь слабой женщиной, которая словно готова отдать своего ребенка некоему абстрактному существу. Это было плохо, но вариантов было совсем немного. Макс чуть испуганно подался вперед, обнимая, насколько была возможность, отца и брата,и прижимаясь к ним. - Я люблю вас всех. - Тихо сказала Мэг, обнимая их всех, и словно пряча собой от вновь невовремя появившегося в комнате Гордона. Он явно хотел что-то сообщить, но все никак не мог попасть на возможность чтобы его услышали.
Alexander Dorokhov: Русский улыбнулся Максу, стараясь выглядеть как можно искреннее и приветливее, и бросил благодарный взгляд на Маргарэт, когда мальчик осторожно, будто боясь уколоться, обнял его. Он не слышал, что она сказала ему, да и вряд ли понял бы и половину, даже услышав, но Макс так повёл себя именно с её подачи - в этом он был полностью уверен. - Я тоже очень люблю вас. И вашу маму. - он обращался к обоим мальчикам. Генри это и сам знал, но лишний раз повторить это при нём всё равно не мешало. - И никому не дам вас в обиду. - Алекс почувствовал, что неутомимый Гордон вновь рвётся в палату, но не обратил внимания. Что бы он там не хотел сказать, их семья была важнее.
Mag Jordan: Их семья все чаще оказывалась ловушкой, которая затягивала почище власти, вынуждая пытаться придумать новые способы защиты, играть не свойственные роли, и вообще ощущать себя не частью семьи - а вечной стенкой, о которую стучат все невзгоды в их не до конца сформировавшемся мирке. И все же, сейчас, обнимая сыновей и человека, которого она искренне любила, Маргарэт чувствовала себя искренне спокойной, лишенной каких либо иллюзий, и в то же время иллюзорно мягкой и защищенной. На лице Гордона застыло несчастное выражение, но женщина словно не замечала этого, совершенно не отвлекаясь от своей приобретенной наконец семьи.
Alexander Dorokhov: Русский, в отличие от неё, никогда не воспринимал ни Генри, ни её и Макса, семью, как ловушку - даже когда находился вместе с ним в чужой стране, в розыске, без денег и без друзей, один на один с собой и маленьким мальчиком, которому нужно было материнское молоко. Для него семья всегда была точкой отсчёта, тем центром, от которого и идут стороны компаса. Теперь всё, что бы он ни делал, начиналось с семьи. И заканчивалось ей же. И плевать он хотел на Гордона и на выражение его лица - парню стоило бы благодарить его детей за то, что он не мог закончить начатое, запустив в него чем-нибудь...
Mag Jordan: Она снова мягко прижалась к любовнику и детям, и внезапно подумала, что безумно хочет замуж за этого чертового русского, вопреки всему и всем, просто для них четверых, чтобы узаконить, наконец, этот союз, держащийся только на их самоуверенности и странном чувстве которое они называли любовью. - Если ты на мне не женишься, я тебя укушу... - Она заставила его поднять подбородок, и прошипела практически бесшумно, не желая пугать детей, и мягко поцеловала Алекса, гладя своих сыновей по волосам, и понимая, что он ее сейчас убьет за эту сцену перед детьми и ассистентом.
полная версия страницы